Михаил Высоцкий - Все в свое время [СИ]
Если раньше Эдварду казалось, что он постепенно привыкает к новой жизни, к новому обществу, то теперь, после смерти Неты, эта иллюзия рассеивалась. Да, он мог принять внешнюю сторону жизни. Работать, выполнять свои обязанности, в будущем, может быть, даже охотиться — после той битвы Эдвард как будто перешел на новый уровень — теперь он научился "видеть" спиной, и иногда, очень редко, даже выигрывал поединки с двенадцатилетними мальчишками — более старшие оставались для него все еще непреодолимым препятствием. Но изнутри, там, где живет личность человека, он продолжал оставаться чужаком. Даже не британцем, лордом, аристократом и офицером — человеком. Который не может просто так сказать "она поступила глупо, значит пришло ее время уходить в голубой мир". Который не может слепо исполнять свой долг, а главный долг Верных Псов — возвращение Мертвым Землям жизни. Да, отличная цель. Да, рабочие методы. Но никто из них никогда даже не задумывался, что можно это делать как-то по другому. Не безумно каждый год расширять стены, строить несколько новых домов и высаживать на отвоеванные земли березы, а проявить фантазию! Может быть, с первого раза получится хуже. Но люди на то и люди, тем и отличаются от зверей, что в них горит божья искра — в каждом человеке маленькая частица творца, которая заставляет не жить по писанным канонам, а бунтовать и добиваться своего. Творить нечто новое. У Верных Псов тоже была эта искра — их дети были теми же самыми непоседами, которые придумывали себе игры, для которых палка была медведем, а старая коряга — чудовищным болотным кабаном. Но потом общество безжалостно ее выжигало. Если ты девочка — рожай, мальчик — иди на охоту. Ты — Верный Пес, у тебя есть дар и долг, и ты должен всегда им следовать.
Тот же дар… Как узнал Эдвард, у многих детей он проявлялся разносторонне — они имели что-то от следопытов, что-то от истребителей, что-то от охотников. Но потом каждому из них нужно было сделать выбор, и отказаться от всех частей дара, кроме одной — Верные Псы охотились тройками или четверками, и им не нужны были те, кто может иметь сразу несколько талантов. Почему это никто не заметил? Почему никто не попытался даже развить универсала? Почему молчали ведуны? Потому что традиция. Так делали предки, "так завещал Али-владыка" — универсальное объяснение, списать все на бога, который на самом деле не был богом. Это можно понять, принять, смириться, но невозможно стать таким — для этого нужно родиться Верным Псом, вырасти Верным Псом и Верным Псом умереть. Псы, верные своему долгу, они однажды взвалили его ношу, и теперь собирались нести ее до конца времен. Или до победы. Смотря что раньше наступит.
Эдвард пытался об этом говорить. С Нитом — единственным человеком, который, на его взгляд, мог вырваться из плена железных стереотипов, но с каждым разом все больше и больше убеждался, что это совершенно бессмысленное занятие. Куда бы ни шел разговор, он обязательно возвращался к долгу, а дальше терял свой смысл.
Или система ценностей… Нит как-то рассказал, что в голодные годы, когда не удавалось сделать много запасов, Верные Псы творили то, что человек не может в принципе сотворить — убивали своих детей. Мальчиков, до десяти лет. Старше — нельзя, охотники, они полезны и без них не выжить, девочек — нельзя, им еще рожать. А мальчиков можно. Дикость, но рассказывал это Нит не с отвращением — с гордостью. Что ради долга Верные Псы готовы идти на такое, мать убьет своего сына, потому что она может рожать, а от него нет особого толка. А если мать старая и рожать больше не может — сын ее убьет. И это тоже нормально, потому что голод, а значит самые полезные для общества обязательно должны выжить. Человек такое даже представить не может, насекомое — запросто. Как после таких рассказов уважать Верных Псов? Как после такого жить с ними? Как обустраивать свою семью, если придет голодный год, и тебе, может быть, придется убивать плоть от плоти, кровь от крови своей? Эдварду тогда захотелось напиться, но единственный напиток — березовый сок, а от брожения его заговаривали ведуны.
И не только это стало возмущать Эдварда. Например, отношение к женщинам. Он долго не мог разобраться в этом вопросе — то охотники ценой своей жизни спасали попавших в беду девушек, то относились к ним, как к вещам. То отдавали лучшие куски добычи, то полностью игнорировали, как будто мнение женщин для них значило меньше, чем крик голосистого младенца. Он долго не мог понять, в чем тут дело, пока не поговорил по душам с Витом Горой — истребителем, другом Нита и просто хорошим человеком, который умел думать чуть шире, чем остальные, и не удивляться странным вопросам чужака. Как оказалось, этот вопрос лежал скорее в теологической плоскости. Каждая женщина в понимании Верных Псов была святой богиней. Дар творить новую жизнь поднимал ее на высшую, недоступную остальным ступень, женщины были объектом преклонения, и не удивительно, что если нужно было их спасти ценой собственной жизни — это был риторический выбор. Женщина-идол, женщина как объект почитания, женщина святая — их смерть была огромной трагедией, потому что если умрут все охотники, кроме одного — через поколение род Верных Псов возродится, а если умрут все женщины — исчезнет навсегда. Культ женщины-матери, где превыше всего ценятся вошедшие в детородный возраст девушки, а старухи, которые больше не могут рожать, добровольно избавляют остальных от обузы. И в то же время, мнение женщины для Верных Псов ничего не значило. Идол, но не человек, бог, но не советчик. Его уважают, бьют земные поклоны, приносят дары, жертвуют собой, но кто из нас будет слушать шепот деревянного истукана? Кто будет слушать, что пытается объяснить тебе каменный алтарь? Кто будет слушать женщину? Действия одинаковой бесполезности, тому, перед кем преклоняются, не обязательно подчиняются — у каждого своя часть ответственности. Женщины отвечают за то, чтоб каждый год новое поколение Верных Псов издавало первый крик, мужчины — охотятся, сражаются, думают, принимают важные решения. Одни не могут без других, другие — без первых, одни принимают решения, другие безропотно им подчиняются, и все свято верят, что это единственный возможный ход вещей, потому что только так они могут исполнить свой долг.
Можно с таким смириться? Можно. В Британии, где последнюю сотню лет благородных леди даже стали пускать в парламент, пока еще без права голоса, а леди Камилла Льюис четверть века была губернатором Новой Южной Шотландии, многие мужчины мечтали о таком патриархате. Но видеть безропотную Ивону, которая даже не пытается в жизни ничего решать… Эдвард к таким девушкам просто не привык. Веселая Катрин, душа компании, заводная девчушка, которая может перечить даже собственному отцу, знаменитому лорду Гордону, и на неделю убежать с друзьями из дома. Сильная Элис, Человек с большой буквы, милый воин, который всю свою жизнь сражался, смеялся и любил. Добрая Нета, родившаяся не там и не тогда, которая верила в сказки, не боялась всего мира и пыталась изменить свою жизнь. И чинные, дородные, степенные женщины Верных Псов — рожают раз в год, в начале сентября, по расписанию, готовят, шьют, убирают и учат своих дочерей быть точно такими же, как они. Взрослые в четырнадцать, пожилые в двадцать два, старые в тридцать. Добрые, но слишком хорошо знающие свое место. Рабыни своей традиции.
А может все дело было в самом Эдварде… Он много раз думал об этом, но так и не смог найти ответ. Смог бы на его месте ужиться другой? Мудрый лейтенант Клаус Отто фон Геленберг, загадочный Ирвин Эрнест Гауди, сержант Эрик Питерсон — кто бы мог подумать, что бравый скандинав по своей прихоти бездарно погубит два десятка солдат? Или дядя Дэвид? Может, Эдвард требует от жизни слишком многого, и стоит уже остепениться, хватит уже приключений на одно место, принять все таким, как оно есть, жить без любви, заниматься любовью по расписанию, собирать березовый сок и воевать с ними? Тем более, как он выяснил, набеги, подобные этому, проходили довольно регулярно, раз в два-три года, они прекрасно знали про человеческое поселение, и не оставляли попыток уничтожить того, ненависть к кому была заложена на генетическом уровне. Человека. Принять свою жизнь такой, как она стала, верный Нубил всегда поддержит, а Ивона — девушка ничего, если бы не малость отвислый живот, имела бы все шансы на равных смотреться с лучшими британскими красавицами, да и постоянный отец ее детей этой зимой погиб, так что она была в поисках нового…
Смириться? Или взбунтовать? Забыться, или отдаться безумию? Сложный выбор. Неоднозначный. Всегда можно найти доводы и за, и против — Эдвард уже начинал спорить сам с собой, а это не особо хороший симптомом. Нужно было выговориться. Не с ведуном — с ними говорить было фактически невозможно, потому что казалось, что они знают твои мысли и слова на многие годы вперед, и только по доброте душевной изволят отвечать. Не с Нубилом — тяжело говорить с тем, кто всегда с тобой согласен. С Нитом. Охотник даже если не поймет, то хотя бы выслушает, не перебивая, а там гляди, и скажет что-то дельное… Все же парень не дурной, хоть и сплетенный обычаями, и, вроде как, родственник… Названный отец — должен попытаться дать сыну совет, что ему, блудному и непутевому, дальше в жизни делать. Скажет "смирись" — значит так тому и быть, надо будет смириться, похоронить память Элис и Неты, зарыть в землю мундир офицера, порезать на куски надежду и жить, как все живут. Скажет "бунтуй" — бунтовать, бороться, даже если твой враг существует лишь в твоем воображении. Ничего не скажет — думать дальше, но уже будет не так тягостно, когда с кем-то поделишься своими проблемами — они вроде как и не такими тяжелыми становятся.
